- Бьянка, Бьянка, куда ты запропастилась, маленькая негодница…
Девушка улыбнулась крикам, доносившимся с шумных улочек Бри. Ее дорога сделала круг и вернула ее в Пригорье. Она думала, что найдет отца среди пленников в топях Чернолесья. Ей казалось, она имела дар предвидения. Глупая. Завороженная рассказами отца о ее наречении, она считала себя особенной, ведь он тоже считал ее такой.
Он просто любил ее. Кем была дано ему это чудо 220 лет назад, он не раз задумывался об этом и пугался своих мыслей. Когда, казалось, бремя жизни стало невыносимым, ушедших о которых тосковало сердце – более оставшихся в десятки раз. Когда от сына не было вестей, а любимая грезила покоем садов Ирмо. А главное, когда его прошлое подошло так близко – все что он пережил грозило вновь вернуться. Понимая язык ветра и птиц, он видел это – угрозу, нависшую над миром. И вдруг словно призрачная мелодия – шепот прибоя или свист ветра в скалах. Имя, его имя, о котором он старался не вспоминать более четырех тысяч лет. Эльф вздрогнул, еще не осознав услышанного, как вторая молния-мысль пронеслась в его голове негромким шепотом прекрасного голоса – только она вернет тебе утраченное – Лаэ Феа. Вернувшись домой, он увидел полные страдания глаза Онвейл и узнал, что она носит в себе дитя. Не сейчас, нет, не тогда, когда эльда спешат покинуть накрываемый черной тенью мир. Лаэ Феа. Первое, что вспомнил он, взглянув в пронзительно зеленые глаза девочки. Эта война будет ее войной… Маленькой странницы. Онвейл даже не видела малышки – она поняла все по его лицу и закрыла глаза. Больше она не открыла их до отплытия кораблей. Он отпустил ее. Судьбу нельзя изменить. Он как никто другой знал это.
Лаффию никогда не искали, как эту озорную малышку Бьянку. Чего хотел добиться отец, воспитав ее в уединении, не мучая ни книгами, ни этикетом. Она бы спросила его сейчас, но не могла. Луантанион, напротив, рассказывал, что в свои нечастые приезды отец был очень строгим учителем. Они как будто говорили не об общем их отце – Эрессиле Гваэтроне. Кажется, что ты не сестра мне, а лесной дух, дриада, сказал как то в порыве гнева ее брат. В те первые дни ее среди людей, да, тогда она причиняла ему немало хлопот. Прошло почти десять лет. С той минуты, когда ее дом опустел. Когда Эрессиль надел ей на шею странный амулет с вырезанным из дерева цветком лилии. Темного-темного, совсем незнакомого ей дерева. Остро пахнувший морским бризом или солеными брызгами прибоя. Теплый на ощупь и прогоняющий почти любой страх, если долго держать цветок в руке. Отец чужим голосом сказал, что обязательно вернется домой, что все будет хорошо. Но она была его дочерью и также умела читать по глазам.
Плакала она уже позднее, когда выгнала сердобольных соседей и родственников, пытавшихся убедить ее оставить лесной дом. В последний раз она пела на своей полянке, на облитом солнцем камне. Пела своему лесу, еще не наполненному тревогой. Цветам, чьи жизни так коротки, что можно смело обманывать их и обещать вернуться скоро и обещать, что будет все хорошо. Затем переоделась в дорожную одежду, скидала в сумку нехитрые пожитки, не забыв о арфе, подаренной Наэроном. Девушка скрылась в лесу и ни одна душа не заметит ее, недаром Наэрон славился умением прятаться среди леса и быть в нем незаметнее паутины. Там за горами живут сказочные существа – бородатые карлики, стерегущие сокровища, обжоры-хоббиты и люди, чей век короток, а доблесть велика. И она придет в Золотой лес и падет на колени пред Владычицей, чтоб разрешила ей быть рядом с отцом, хоть не воин она и не повелевает ветрами и огнем, но нет в ее сердце страха, и она прошла такой путь совсем одна.
Сейчас она готова была рассмеяться над своими воспоминаниями, если бы не было других, следовавших за ними. И вместо смеха, горло сдавила волна слез, которых она давно себе не позволяла. Она все же стала воином, она вспомнила все случайно сказанное отцом о науке исцеления, она научилась исцелять и музыкой, которую любила с самого рождения. Когда, леденея от ужаса, впервые видела умирающего гнома в лагере на одном из перевалов Эред-Люина и проклинала себя, что ничего не может сделать и понятия не имеет, что бородатые карлики, оказывается не такие уж сказочные, а вполне из плоти и крови, что им также больно и они так же умирают. Как в общем то и все умирают в этом сказочном мире, где на самом то деле давным давно идет война. И это была ее война, и она прошла свой путь до Золотого леса и говорила с Владычицей, но не сказала она ей ничего об отце. Все было теперь другим, важное когда-то, стало не важным. Она все равно найдет его, где бы он ни был. А пока – пока она часть этого мира и, вместе со всеми, сделает все возможное, чтобы не дать ему погрязнуть во тьме.