Много лет назад, в благословенном Амане жили три брата из Нолдор: Эльтано, Элькано и Эримо. Родились они еще на берегах вод пробуждения, и их родители не пошли с ними в Аман, поэтому братья жили сами по себе. Старший – Эльтано – был великолепный кузнец, вот только ковал он все больше мечи да кинжалы. Элькано, средний, был воином до мозга костей. Ему в Амане было скучно – с кем сражаться в благословенном краю? Ну а младший, Эримо, объединил оба эти таланта – он и кузнецом был бесподобным, и в бою мало кто мог с ним сравниться. И так вышло, что сблизились они с другим великим мастером и воином из Нолдор – тогда его еще частенько звали Куруфинве. Эльтано учился у него ремеслу и звал его Учителем, Элькано – ратному делу и называл его Вождем. А Эримо… Эримо был один из немногих, кого сам Куруфинве называл другом. Надо ли говорить, что, когда Нолдор уходили из Амана, братья были среди первых, принесших Феанору клятву верности? И тогда же, на мраморных ступенях Альквалондэ, их мечи впервые обагрила кровь не отродий тьмы и не диких зверей – они сражались и убивали своих собратьев. Тогда в их сердцах зародилось сомнение – а верной ли дорогой они идут? Но клятва гнала их вперед, клятва и верность – вождю, учителю, другу. И вот уже в руках их факелы, и пылают на берегу Белерианда белоснежные корабли… Стыд и сомнение их переросли в ярость, и в этой ярости бросились они в бой – тот самый, первый и последний бой Феанора. Умирая, тот завещал им служить отныне самому любимому из своих сыновей – Куруфину. Должно быть, тот виделся Феанору продолжателем своего дела. Элькано и Эримо приняли его последнюю волю, Эльтано отказался.
– Довольно с меня крови и смерти, довольно подлости и предательства, - сказал он. Я попробую найти себе убежище, где смогу спокойно заняться любимым делом…
С этими словами он удалился, и до поры братья его больше не видели. Что же до двух других братьев - гонимые горем, стыдом и яростью, бросались они отныне в любую схватку, и множество врагов нашло свой конец на остриях их мечей. Многое они совершили на этой службе, много доблестных подвигов, но немало и темных дел. И темнейшее из них – резня в Дориате… именно тогда я и встретил впервые Эримо. Мы бились, и я оказался слабее. Я приготовился к смерти и взглянул в глаза моему – как я тогда думал – врагу. Не ненависть я увидел в них и не ярость – лишь глубокую усталость и сожаление. Потом он ударил меня – но не острием, а плашмя. Я упал и потерял сознание. А на поле боя меж тем сошлись два воина. Оба в великолепных доспехах и шлемах с глухим забралом. Бились они яростно, но один – тот, что сражался за Дориат – все же был немного слабее. В какой-то момент его соперник сбил с него шлем… и остановился, потрясенный.
– Эльтано, брат! - воскликнул он и тоже снял шлем, - как? Как же мы дошли до этого?
– Не спрашивай меня, Элькано. Я нашел прибежище здесь, в Дориате… а вы принесли сюда все то, от чего я хотел уйти. Смерть, предательство, братоубийство… что, ты готов стать братоубийцей в полном смысле этого слова?
Элькано ничего не ответил. Он просто надел обратно свой шлем, развернулся и пошел прочь, пошатываясь, словно пьяный. Так разошлись пути братьев… отныне они странствовали и сражались сами по себе, и больше не исполняли ничьих приказов. И отныне их мечи пили кровь лишь бесчисленный отродий Врага. С Эримо и Эльтано я, как я уже говорил, не раз сражался рядом, и постепенно мы с Эримо даже стали друзьями. Что до Элькано… порою я слышал рассказы о яростном воине в тяжелых доспехах и глухом шлеме, бросающемся в самую гущу битвы, подобно безумцу. Говорили, что кажется, будто он ищет смерти – а смерть обходит его стороной, как будто страшась его безоглядной ярости.
Так шли века и эпохи, в битвах, сменяемых кратким отдыхом. Эримо скрывал свое истинное имя, называясь везде Амлотом – так он привлекал меньше внимания. Однажды мы с твоим отцом шли по Лотлориэну, и внимание наше привлек звонкий смех. Мы вышли на поляну и увидели двух прекрасных дев. Волосы одной из них, казалось, впитали в себя солнечный свет, а другой – лунный… Мы остановились, потрясенные, и в этот момент наши судьбы навсегда изменились. Как ты понял, это были твоя мать – Анорвен, и ее сестра и моя дорогая жена – Итильвен. Я никогда не забуду, как мы бродили тогда среди белоствольных мэллорнов, и казалось, нет предела счастью. Анорвен и Итильвен состояли в свите Владычицы. Когда мы пришли просить ее дозволения взять их в жены, она окинула нас взглядом, и взгляд этот был неласков.
- Что ж… Маэтанд, ты, я слышала, храбрый и достойный воин, правда друзей ты выбираешь неосмотрительно. Но тебе я свое согласие дам… Что же до тебя, называющий себя Амлотом… Ты думаешь, я не узнала тебя, Эримо? Я е раз видела тебя подле моего дяди – того, чье имя я не хочу называть, дабы не осквернить этого леса! Как ты посмел войти под эти своды? И как у тебя хватило наглости прийти ко мне с подобной просьбой? Убирайся отсюда, убийца и предатель, и не возвращайся более, иначе моя стража встретит тебя стрелами! – в голосе Галадриэли звучала еле сдерживаемая ярость.
- Моя Госпожа, - тихо молвила Анорвен, - мне бесконечно жаль, но я люблю этого воина, и буду с ним… даже если на то не будет Вашего согласия.
- Что ж – будь. Где-нибудь в другом месте. А мне на глаза не попадайтесь больше, оба!
Так мы расстались с Эримо. Я хотел было тоже уйти, но Итильвен… она всегда была слишком привязана к этому лесу. А Эримо и Анорвен поселились в Ривенделле. У Элронда к ним счетов не было, а Глорфиндел, к счастью, оказался не таким злопамятным – он твоего отца не любил и ни разу не заговорил с ним, но терпел. Позже там же поселился Эльтано. Вскоре родился ты. И жить бы им долго и счастливо – но страшная вина терзала душу твоего отца, и он раз за разом уходил в битву – как ему казалось, убивая темных тварей, он хоть отчасти искупает эту вину. Дальнейшее ты знаешь – вскоре после твоего рождения Эримо ушел с гномами и Элькано в ту злосчастную экспедицию в Морию, где и встретил свою погибель. Эльтано и твоя мать вырастили тебя и покинули Средиземье, отплыв в благословенный Аман. А Элькано… я встретил его после того похода, здесь, на берегу Андуина. Он шел на восток.
-Здесь ничего не осталось для меня, - сказал он мне тогда. – Мой младший брат погиб, другой мой брат не простит меня за… ты знаешь, за что, ты же был там. Да и сам я себя не прощу. Я пойду туда, где я родился – к берегам Вод пробуждения. Быть может, там и по сей день живут мои отец и мать. Быть может, там я смогу обрести покой…Прощай, Маэтанд. Прости за все, если сможешь.
С этими словами он сел в лодку и оттолкнулся от берега. Больше я никогда его не видел.

Я сидел молча, потрясенный услышанным. Перед моим внутренним взором вновь разыгрывались сцены давно минувших битв – история моей семьи…
- Вот так, Аледор. Теперь ты и вправду знаешь все. Что собираешься делать? – нарушил звенящую тишину Маэтанд.
- Я... Я должен обдумать все. Прости, Маэ… дядя, но я хочу побыть один.
- Да, конечно, я понимаю. Если я буду нужен – ты знаешь, где наш дом. Мы всегда тебе рады, - с этими словами Маэтанд исчез так же бесшумно, как и появился.
А я все сидел на берегу Андуина, и взгляд мой был устремлен на восток – туда, куда ушел последний из моего рода, свидетель последних минут моего отца, мой дядя Элькано. Туда, где далеко-далеко, возможно, вот уже многие тысячелетия жили мои дед и бабка – Авари. Туда, куда отныне вела меня моя дорога. Быть может, не сейчас, но однажды…

История от Армиэль, застольная.

Делать было нечего. От визгов ирчи и их предсмертных хрипов было уже тошно. Я сидела на ветвях огромного золотистого талана и аккуратно готовила свои стрелы для будующих боев. Надо сказать, что стрелы у меня не совсем обычные. Мало того, что они длиннее на четверть-фута обычных, стандартных эльфийских стрел, так еще и древко стрелы мой приемный отец научил покрывать весьма замысловатой вязью канавок и прорезей.

Смотрится со стороны как очень красивый золотистый эльфийский узор, не более. А на самом деле это один из секретов охотников Лориэна. Такая стрела всегда точно летит прямо в намеченную цель, и, в зависимости от того, какие именно узоры нанесет на стреле охотник, порой по весьма замысловатой траектории. Если кому то интересно, я научу делать такие стрелы.

Впрочем, я отвлеклась. Заполнив колчан до отказа стрелами, решила, что работа работой, бои боями, тренировки тренировками, но пора и отдохнуть. Давненько я, Лаими, не плавала в водах Андуина. А ведь купание в его спокойных и величественных водах было одним из самых любимых детских развлечений, впрочем, как и рыбалка. И вообще, по установившейся вчера дневной жаре очень уж мне захотелось освежиться да искупаться хорошенько в волю.

Снежок резво домчал меня короткими и скрытыми для непосвященных лесными тропками до уединенного места, известного, как я надеялась, только мне. Раздевшись, с наслаждением бултыхнулась в воду, рыбная мелюзга прыснула прочь во все стороны. Вода была превосходная, чистая и прозрачная, в то-же время уже успевшая хорошенько прогреться ласковым солнцем. Я так увлеклась купанием, что и не заметила, как течение Андуина тихо-мирно подхватило и унесло меня уже намного дальше середины реки и гораздо ниже вниз по течению того места, где я вошла в воду. С реки Лотлориэн представал во всей своей красе и от отражения листьев мэллорнов вода порой казалась золотой. Эх, надо будет поплавать обязательно ночью и на закате, как когда то, взбаламошной девчонкой ...

Ну, раз такое дело, то переплыву пожалуй на тот берег, решила я. Бережок там, скажу я вам, тот еще. Отвесный и скалистый, а уж лес на его склонах прямая противоположность Золотому лесу - угрюмые серые деревья, практически лишенные листвы вытянули свои ветви в разные стороны почти как скелеты. Что-то явно недоброе там происходит, эльфы.

Впрочем, я довольно быстро нашла уютное уединеное местечко, практически маленький песчаный пляж. Выбралась на берег, отжала волосы и расположилась нежиться на солнышке. Благо тут все таки была узкая полоса песчаного пологого берега, да и солнышко светило вовсю и призывало понежиться в его ласковых лучиках. И вот тут я почувствовала взгляд. Причем весьма недобрый и, колючий какой-то, что ли. А потом, когда решила перевернуться на живот и хорошенько осмотреться, увидела вдали здоровенного ирчи! Оружие мое было на том берегу, приторочено к седлу Снежка, который унесся в лес по своим одному ему известным делам. Да и вся одежда тоже осталась там, на том берегу реки. Что же мне было делать, Тени? Как говорил иногда Сариалас, мой приемный отец, прикинуться малбретелью и не отсвечивать. Уж не знаю, заметил меня ирчи или нет, но зыркал в мою сторону злыми глазищами с завидным постоянством. И вот, что интересно, я наблюдала за ним, а он, словно в каком карауле стоял и охранял что-то неведомое и важное. Ну ни на шаг не отошел с поста. А здоровенный, скажу я вам. Мало таких видела. Ну, в общем, устав прикидываться малбретелью, случайно выброшенной волнами Андуина на берег, я встала, потянулась на солнышке, да и пошла к обратно к воде. А ирчи снова только и зыркнул, да засопел как когтерой переросток. Но, с места так и не сошел. Так что, друзья эльфы, думаю нам надо проведать его и выяснить, что же он такого там охраняет или что за дозор несет? И кто, интересно, мог его заставить так строго нести караул, что даже вид абсолютно безоружной и ... ммм ... полуобнаженной эльфийки не сподвигнул его на то, чтобы покинуть свой пост. Его поведение на поведение обычного и всем нам хорошо знакомых ирчи ну совсем было не похожее.

Обратно я доплыла весьма бодро и быстро. Уже вечерело и вода стала заметно прохладнее. В ней резвились краснобрюхие дартеры и даже, проплывая где то середину реки, я заметила зеленого осетра, лениво шевилившего плавниками в прозрачной толще воды.

Но каково же было мое изумление, когда, выбравшись наконец на берег и прилично устав от такого заплыва, я не нашла своей одежды! И только в кустах неподалеку раздалось явно хоббичье хихиканье. Все же, я считаю, Владычица черезчур добра и мягко подходит к тому, кого следует пускать в заповедный лес. Мало того, что некий гном, по слухам, на заповедных благородных оленей охотиться сам и других нанимает (хм. таких же коротышек видимо), так теперь еще и воришки завелись. Так что вот теперь у меня новый наряд, Лаими (кстати, Сирин, я помню про твой заказ). Пришлось уж сшить себе новую одежду. А зачем мохноногим понадобились мои вещи, ума не приложу. Наверное, почувствовали себя великими взломщиками?

Вот такая вот история вчерашнего дня. Вечером была еще вылазка с Ярном в лагерь ирчи, но это уже совсем другой рассказ.

мы были рады что гномы тогда все же дошли до 21 чертога и донесли истинное серебро

над нами только Ярн
над Ярном только небо

Делай - что должно, случится - что суждено и пусть другие говорят, что хотят

Эльдар из Первого дома Нолдор

http://forum.swtor.in/

принято, поправила. а летают они не как хотят, а как задумано.

ну и вообще, про все остальное может я просто придумала а почему это орк не может зыркать на обнаженую эльфийку? если она приплыла такой? а сожрать он может и был бы рад, да вот назгул, если узнает, что он пост покинул, то мало орку не покажется. лучше уж просто посмотреть, не находишь? про хоббитов... честно говоря, думала, что они стащили просто ради добычи. а ты так сразу фетишистами их окрестил ...

к тому же посмотри на название. байка и задумывалась как немного юмористическая.

Это было грустное лето. Моросил дождь, дул промозглый ветер, и выходить из своей уютной норки ни капельки не хотелось. Даже за пирожками. Особенно- за пирожками. Потому что именно с пирожков то всё и началось...

Кажется, это Вандер прислал мне тогда ведро ежевики. А потом еще Сафи прислала ведерко. И Тобольд...Потом ведра закончились, а ежевика еще осталась. И я решила испечь теплые, вкусные, рассыпчатые ПИРОЖКИ. Такие, как я люблю, с хрустящей отламывающейся корочкой. Бывало, возьмешь такой пирожок в руку, поднесешь ко рту, ан глядь- а пирожка то уже и нету. Только пальцы еще чуть липкие от ежевичного сока, и запах такой, знаете, особый, от которого желудок сжимается в предвкушении. И рука уже сама тянется за добавкой, и зубы впиваются в румяную мякоть, сок брызжет на подбородок, облизываешься, причмокиваешь, вздыхаешь- не пирожки, а наваждение...

Муки в доме было хоть завались. Яйца тоже нашлись в лукошке, свеженькие, одно в одно. Вода, масло, пряности, - всё было готово поскорее превратиться в любимую пищу хоббитов. Удовлетворенно вздохнув, я потянулась за сковородкой. Смазала жиром, растопила печь, и занялась тестом. Как живое, тесто дышало и опадало под моими пальцами, впитывая в себя жар печки и мою любовь к пирожкам. Стройными рядами уплывали пирожки в недра печи, маня предвкушением пиршества и дразня пухлыми выпуклыми бочкАми. Я напевала себе под нос, провожая их в последнее плавание:

Румяные щечки,
Хрустящий бочечек,
Услада моя,
Пирожок, пирожочек

И вот они были готовы. Совсем как те, которые наваждение. Даже лучше, потому что эти были со мной здесь и сейчас, а те, другие, - они тоже были, но уже вчера. А если выбирать между пирожком сегодня и вчера- конечно, я выберу тот, который сегодня. Хотя бы потому, что он свежее.
И я начала есть. Нет, я начала ЕСТЬ, медленно, громко, самозабвенно. Я прожевывала целые симфонии вкуса, дразнила все вкусовые сосочки, до которых могла дотянуться, словом, я была СЧАСТЛИВА. Только один вечер я была счастлива, лишь пару часов выделила мне судьба. А потом пирожки закончились.

И теперь я снова, голодная и одинокая, смотрю в это хмурое дождливое небо, кутаясь в теплый плед, и вспоминаю пирожки, которые были вчера. Потому что между пирожком, который был вчера, и пирожком, который будет завтра, я непременно выберу тот, который вчера. Хотя бы потому, что он у меня был. А завтра- завтра мне никто не пришлет ежевики...
Это было грустное лето.

Виола, Ваша история потрясающе мм... вкусная, что я даже почувствовал вкус пирожков :))
*ушел учиться готовить пирожки*

- Знаешь, брат мой...
Вздрогнув от звука собственного голоса, открываю глаза. Одно бесконечно долгое мгновение смотрю вверх - на покрытый тонкой вязью узора потолок. Взгляд бессознательно скользит по причудливым завиткам.
И, по мере того, как я прихожу в себя, улыбка медленно сходит с моих губ.

Это сон. Только сон, и ничего больше.
У меня никогда не было брата.
Хотя порой так хочется... Но вслух я не произнесу этого никогда. Я слишком горда. Никогда случайные слова не сорвутся с моих губ, чтобы выдать то, что тревожит меня. Тем более, что причины для тревоги нет... Она могла бы быть. Но ее нет, следовательно, и говорить не о чем.

За окном темно. Тот самый предрассветный час, когда особенно темно, и кажется, что ночь не отступит.
И сон не придет... Я знаю это твердо. Жаль...
Мне всегда одиноко перед рассветом.

Повинуясь неясному порыву, рывком сажусь на кровати. Если закрыть глаза и представить на миг, что я здесь не одна, что сон продолжается... Нет, это не сон. Я даже не пытаюсь соткать волшебство, в которое сама не смогу поверить...
Это всего лишь смесь усталости и внезапно подступившей тоски.

- Знаешь, брат мой... - повторяю вдруг, и голос мой дрожит. А на губах танцует призрак исчезнувшей было улыбки. По-детски доверчивой. По-взрослому горькой. - Я расскажу тебе о том, что случилось со мной. Не так давно, как ты думаешь, нет. Я расскажу о мраке подземелий и о надежде, что вела меня. И все, конечно, закончится так, как должно... Ведь иначе и быть не может.

... Мы бежали по темным коридорам. А за нами, рыча и улюлюкая, гналась орки, и эхо разносило орочьи крики, искажая их на разные лады. Погоня была для них забавой, и то, что дичь не давала себя поймать, еще больше их раззадоривало.
Спросишь - почему мы не остановились, не приняли бой? Потому, что нас было двое. А их было больше двух десятков. Намного больше.
Признаю, в случившемся была моя вина. Я была слишком самонадеянна, заявив, что сумею провести нас в долину Темных ручьев мимо заполонивших Хадходронд орков, а если те нас все же учуют, мы легко оторвемся от погони.
Это было верно частично - орки и впрямь не могли нас догнать. Но теперь, когда нам на пятки наступали озверевшие твари, я уже не была уверена, что помню все спуски и повороты так верно, как хотелось бы...

... темная лестница, давно погасшие кристаллы-светильники...
... свист, хохот, рычание сзади...
... осколки камня хрустят под ногами, разбитые статуи навек застыли в молчаливой скорби...
... стрела свистит над правым плечом... орки всегда были плохими стрелками. Обернуться бы, ответить, да нет времени...
... еще одна лестница без перил, поворот, еще один, почти сразу же - и напрямик, через зал, под вой вконец озверевшей толпы...
... шаткий деревянный мостик качается над пропастью. Мы пролетели его вихрем. Натянулись, затрещав, грубые веревки, угрожающе скрипнули доски. Я знала - выдержит. И все же сердце замерло на миг.

Орки отстали неожиданно. Странно - опасности мы не чувствовали.
Мы остановились, переводя дух. Я оглянулась - и поняла, что, хоть место и кажется знакомым, я не отыщу обещанную дорогу. Закусила губу... и призналась. Заблудилась. Мы еще могли вернуться тем же путем, что пришли, но отыскать теперь путь, который вел на поверхность, я могла бы разве что случайно.
Мой друг пожал плечами. Кажется, он заподозрил неладное уже давно, но порицать меня не стал. Я была благодарна ему за это. Это если говорить красиво, брат мой...
... А тогда мы просто переглянулись, поняв друг друга без слов. Я все-таки сказала на всякий случай, что виновата. Что самоуверенность свойственна мне меньше чем, пожалуй, только гордость. И что следопыт из меня не лучший. А орки убежали, боясь, должно быть, заблудиться вместе со мной. И... Мы весело смеялись, словно и не находились в оскверненных чертогах наугрим, словно не было рядом тварей Врага, словно мы знали дорогу, ведущую к выходу... Эхо радостно вторило нашему смеху.

... Конечно же, мы заблудились. Но... вернуться мы еще могли. А вот попытаться пройти вперед, отыскать верный путь и покинуть мрачные своды Хадходронда - это дорого стоило...
И мы попытались. Там опасно, брат мой. Орки не заходят туда - земля изрезана трещинами, словно ранами, и не поймешь - когда очередной кусок камня медленно, но неотвратимо отделится от толщи породы и рухнет в пропасть?... когда ты ступишь на него - или он простоит еще сотни лет?..
Только крылатые твари живут там, воют бессильной тоске и злобе, царапая камни острыми когтями - и ждут, ждут свежей крови...

Но надежда вела нас, горела в наших сердцах - и врата Черной Бездны распахнулись перед нами, и свежий ветер овеял наши лица...

Не в силах таить улыбку, тихо смеюсь. Все было почти так, как я сказала. Почти - но когда я рассказываю истории не всерьез, я могу и добавить кое-что от себя. Так, чтобы история заиграла еще ярче...

Тихо шепчу, говоря теперь уже чистую правду; росчерками слов обрисовываю картину, что бережно храню в своей памяти:
- Зеркальное озеро раскинулось неподалеку, тая в своих глубинах бесчисленные отражения звезд. От воды веяло прохладой. Ветер играл с золотой листвой, волновал пышные кроны деревьев. Травяное море шелестело под ногами, рассказывая свои, ведомые только травам, легенды...

Но предрассветный час закончился - и вдруг все изменилось.

На горизонте уже не занималась заря - там всходило солнце... Мягкий свет залил землю, казавшуюся в этот час такой же юной, какой некоторые из нас, должно быть, помнили ее... Золотым пламенем полыхнули кроны деревьев, бросая отблески на пышный травяной ковер...

Мы замерли, пораженные этой красотой, открывшейся нам в одно мгновенье. Только сейчас я почувствовала, сколь долго мы блуждали мы во тьме, под землей. Как истосковалось мое сердце по свету...

- Когда мы пришли в Эндорэ, взошло солнце... - тихо сказала я.

Мой друг улыбнулся. Я знала, что он тоже любит рассвет...

Умолкаю, почувствовав теплое прикосновение к своей щеке. Вздрагиваю, и тут же открываю глаза, не смея надеяться - случайно рассказанная сказка стала явью? Или это чья-та шутка? Мысли мечутся, точно вспугнутые птицы.
Но комната пуста.

И, только вскочив с кровати, я понимаю, что щеки моей коснулся солнечный зайчик.
Предрассветный час закончился.
И, может быть, сказка стала не совсем сказкой...